Вначале, конечно, он будет пассивно подчиняться, не понимая, что и почему с ним происходит, и воспринимая такое положение вещей как естественное и единственно правильное.
Но дети растут и начинают постепенно отделять себя от матери и прочего мира. Появляется «я», следом за ним – «я сам», а потом… следует ликвидация.
Дэн оказался не только умным мальчиком, но и хитрым. Он как-то умудрился скрывать свою индивидуальность до тех пор, пока действительно не повзрослел. Может, сам сообразил, что «мамочке» не понравится его инициатива, а может, увидел, как за подобную оплошность убили кого-то из односерийников. В любом случае рыжий приспособился сосуществовать с людьми, но не доверять им. И сейчас, когда его разоблачили, он «закуклился» и передал управление процессору, полагая, что это именно то, чего от него хотят. А все попытки его оттуда выколупать – просто провокация.
Вениамин ткнул пальцем в графу «Рекомендуемое лечение», зажигая там квадратик курсора, и с мстительной досадой написал: «Розги!»
Дух соперничества оказался с душком. Так подчеркнуто правильно старый транспортник не летал, наверное, даже в рядах космофлота. Станислав, обычно осаживающий увлекшегося пилота, и то соскучился по внезапным перегрузкам – когда Теодору мерещилось, что идущий параллельным курсом корабль бросает ему вызов, а за штурвалом попутчика оказывался такой же маньяк, то оба пилота принимались выжимать движки до последнего протона: кто кого или чей капитан раньше начнет угрожать физической расправой. А если «призом» был единственный порт мелкой станции гашения, то при желании и с Машиной помощью можно было полюбоваться побелевшим лицом диспетчера во весь экран, а то и послушать забористую ругань в адрес «идущих на таран» кораблей.
– Теодор, – попытался намекнуть пилоту капитан, – ты не мог бы вести корабль как-нибудь… поактивнее?
– В смысле? – изобразил святую невинность Тед. – Вот, смотрите: плановое время прибытия на станцию – четырнадцать ноль-ноль, расчетное – тринадцать сорок восемь. Мы даже с опережением летим.
– На двенадцать минут!
– А иначе двигатели быстро на износ пойдут. Правда, Михалыч?
Техник виновато ссутулился и что-то буркнул, разрываясь между жалостью к двигателям и уважением к капитану.
Станиславу Федотовичу пришлось капитулировать.
Почти сразу же на подлокотник пилотского кресла присела Полина, наклонилась и таинственно прошептала Теду на ухо:
– А я знаю, зачем они летят на Мерак!
– Мм? – Теодор с сожалением следил за искоркой, медленно ползущей к краю обзорного экрана. Вид у нее был исключительно вызывающий.
– Я статью в популярной энциклопедии нашла. Раз в жизни все половозрелые меракийцы обязаны оставить потомство, это у них и религиозная заповедь, и закон одновременно. Возраст они выбирают сами, главное – сезон года и место.
– Так мы, выходит, в свадебное путешествие их везем? – ухмыльнулся пилот. – И кто из них невеста?
– Они обоеполые. На брачный сезон один становится самцом, а другой – самкой.
– Во дают! – Теодор скабрезно захихикал. – Жребий бросают или просто смотрят, кто симпатичнее?
– Как-то, наверное, договариваются, – пожала плечами Полина. – Кстати, ничего тут «хи-хи» и даже удивительного, некоторые земные рыбы поступают точно так же. Губаны, например.
– Что ж, постараемся не испортить ребятам удовольствие. – Теодор пошаманил над приборной панелью, и время прибытия сменилось на 13.21. – Ты на станцию пойдешь?
– Вряд ли, – подумав, с сожалением отказалась девушка. – Настроения что-то нету.
Пилот понимающе кивнул: его «настроение» тоже выражалось в универсальных галактических единицах и стремилось к нулю. Придется терпеть до сдачи груза.
– А я, пожалуй, прогуляюсь, – вмешался в разговор Алексей. – Как там мой ботинок поживает?
Полина ойкнула.
– Извини, совсем про него забыла! Сейчас быстренько помою и феном продую, как раз к стыковке высохнет, – заюлила она под возмущенным взглядом навигатора.
С «сейчас» возникла непредвиденная проблема: девушка напрочь забыла, куда она засунула вверенную ей обувь. В пультогостиной ботинка не было, в каюте и ванной тоже. Отчаявшись, Полина даже сбегала в машинное и заглянула в мусоросжигатель, но ни вчера, ни сегодня его не включали.
– Ну чего вы сидите и смотрите? – не выдержала девушка, по третьему разу обшаривая все углы. – Лучше бы помогли искать! Ума не приложу, куда еще я могла его положить… Так, попробуем восстановить утро отлета по минутам. Я сидела за столом, завтракала… Потом приехала елка, я подошла к иллюминатору… Потом вышла из корабля…
– Может, ты его с собой взяла? – предположил Тед. – А когда обнималась с волонтершей, выронила?
– Да я вроде без ботинка выходила, – неуверенно возразила Полина. – Точно, я его на стол поставила! Потом я пошла в ванную, вымыла голову…
– Нет, перед этим ты загрузила посудомоечную машину, – бесцветно поправил Дэн.
Полина с досадой покосилась на киборга – вот уж действительно искусственный интеллект, не видит разницы между проходным и важным событием! – и, внезапно побледнев, кинулась к дверце посудомойки. За два дня ее так и не удосужились разобрать: экипаж питался готовыми пайками в одноразовых контейнерах, которые сразу отправлялись в мусор, а кружку из-под чая проще и быстрее ополоснуть вручную.
На второй полке между тарелками и салатной миской стоял ботинок – или нечто отдаленно его напоминающее. Видно, придирчивая машинка запускала цикл снова и снова, пока запах полностью не исчез. Вместе с краской. Бока сморщились, искусственная кожа превратилась в искусственную замшу с трогательным пушком, а стелька, вытянувшись на манер печеночного сосальщика, свисала из кружки Станислава Федотовича.